Рассвет Мёртвых Правителей

Категория: Крипи от читателей \| Автор: Edgar_Weber \| Просмотров: 1395
Дата: 16-01-2018, 14:55
РАССВЕТ МЁРТВЫХ ПРАВИТЕЛЕЙ База группировки «Анки-Киеле», 13 ноября 2145 года, 22:10 по местному времени - Чем займемся? – спросил Альтер. Его взгляд невольно обратился к окну. Тьма сгустилась окончательно. Небо, залитое иссиня-чёрной мутью, утяжелилось – похоже, скоро пойдет снег. - На улице сейчас делать нечего. Снег будет, - Шайнинг подтвердил догадку Эдвина. – Да и твои друзья уже умотались. – Хипстер устроился в большом, обитом черной кожей, офисном кресле на колесах [так называемое кресло руководителя] за столом, на котором располагались ноутбук, дополнительный 28-дюймовый монитор, мощная аудиосистема и двухкассетный пишущий магнитофон. Эрк устроился в обычном кресле возле окна (его привлекла батарея), а остальные Электро Полицаи и Фриц (смирившийся со своей участью Морган спал в одной из комнат для гостей) расположились на полукруглом диване, который располагался так, что вместе с монитором и аудиосистемой образовывался домашний кинозал. Мебель была обита серым бархатом с оранжевым геометрическим рисунком. Стены были покрыты светло-оранжевой штукатуркой. Возле стола на стене крепились полки с книгами, кассетами и коробками с флэшками и картами памяти. Также в комнате стоял чайный столик, заставленный чашками, чайником, купленными лакомствами и бутылкой коньяка, который пили из того самого лабораторного сервиза. Коньяк, к слову, оказался жестким, со слабым букетом, но выбирать не приходилось. - А слышали Uran Bator?, - Шайнинг покопался в кассетах. – Нет? О, это весьма интересная группа. Индастриал с текстами на одном из алтайских языков. Уран Батор входят в Реестр разрешенной музыки, ибо свое родное, и в то же время индустриально привлекательное творчество. Впрочем, хипстеры и прочие враги народа тоже слушают с удовольствием – ибо аполитично и приятно на слух, это вам не КиберСталин какой-нибудь. - Включи, конечно, - ответил Эдгар. Комната наполнилась индустриально обволакивающими, зловещими звуками. Холодные синтезаторные ритмы и нойзовая перкуссия удивительно красиво дополнились традиционным горловым пением. С первых же нот этой механической магии перед глазами развернулись бескрайние азиатские ландшафты. Бесконечно чуждые взгляду и духу европейца, но завораживающе экзотичные. Неподдельно яркое ощущение другого мира. Темная и загадочная, словно океанские глубины, тайга, заснеженная степь, вулканические скалы, взобравшись на которые, можно коснуться рукой свинцово-серого неба. Пейзаж абсолютно самодостаточный. Но все же в нем нашлось место человеку и его творениям. Вот сквозь тайгу тянется серебристо-серая цепь опор ЛЭП, похожих на двухголовых великанов, с другой стороны горизонта гордо возвышается труба АЭС, а вдоль стальной ленты реки ютятся блеклые дома местных жителей. И на окраине тайги, на гниющем стволе поваленной лиственницы сидит одинокий охотник и, по простоте душевной, поёт о том, что разворачивается перед его глазами. Слова «реактор», «энергоблок» и «графитовый стержень» вплетаются шарикоподшипниками в вязь слов архаичного языка, и рефреном повторяется припев: - Хоомей свой не оставлю я, Положу в котомку, унесу с собой. [Хоомей – общеупотребительное тувинское название традиционного среднеазиатского и северного горлового пения, а также песен в этой манере] - Природа всегда прекрасна, - заметил Альтер. – А люди почти всегда ужасны. Человек – единственный биологический вид, от исчезновения которого планета вздохнет с облегчением. - Ну, поспорить сложно, - ответил Шайнинг. – Однако коренные народы веками уживались с природой, по сути, были ее частью. Мы, хипстеры, в чем-то переняли их опыт, но, сами понимаете, совсем избавиться от цивилизации никак не выйдет, да и не хочется, если честно. - Хочется баланса, - предположил Эдгар. – Между дикостью и цивильностью. - Однозначно, - кивнул хипстер. – А по большому счёту, человек всегда стремится к смерти. Странно так – вроде борется за жизнь, идет по головам – но всё равно идёт к смерти. В общем-то, главная причина, почему я здесь… Я изучал историю этой страны. Еще во время учебы, мне не хватало официальных источников – я видел в них пробелы и нестыковки. Потом мы собирали макулатуру, и я обратил внимание на старые учебники истории и литературы, изданные при Грибницком. Я незаметно вызволил эти редкости из партии книг, подлежащих переработке, а недостающую массу заполнил газетами и чем-то не очень ценным. Потом, в спокойной обстановке, занялся чтением. И почти с первых глав заметил расхождения с нынешней картиной исторических событий. Слышали выражение: «Россия – страна с непредсказуемым прошлым»? Так вот, я стал охотником за этим прошлым. И более всего, меня интересует относительно недавняя эпоха – от Сталина до Чёрного Чекиста. Те, кто постарше, застали кое-что интересное. Фенг, например, помнит 2090-е годы. Почти постоянно в стране траур и пышные похороны очередного дорогого товарища из ЦК. Вот лежит в гробу ещё прижизненно превратившийся в подобие мумии 112-летний министр чрезвычайных ситуаций Дмитрий Назаров, рядом две старухи (дочь и внучка покойного). С усопшим прощается трясущийся, с восковой кожей генсек Грибницкий, которого поддерживают с двух сторон не менее дряхлые приближённые (один из которых - зомби с чёрными белками глаз и мертвенным оскалом без губ), а сзади два солдата в трауре постоянно носят за деревянно передвигающимся генсеком какой-то покрытый траурным крепом ящик, из которого тянется жгут проводов и шлангов, скрывающийся сзади под пиджаком генсека. Это мобильная система жизнеобеспечения, которая и поддерживает квази-жизнь в трупе генсека, а ставшее упырчатым сознание возвращено в труп придворными магами. Деревянно ковыляя, генсек подбирается к гробу. Силится склониться над трупом – но затянутая в корсет спина едва гнется, поклон получается символическим. Дрожащая рука с вздутыми венами касается высохшего лица усопшего, задевая траурный венчик на лбу. Приближённый зомби торопливо поправляет убранство. Солдаты возлагают букет белых лилий в чёрной обертке. Свежесрезанные цветы контрастируют с трупным антуражем – впрочем, и они скоро завянут, превратившись в такой же тлен. Из запавших глазниц под пышными бровями трупного генсека выкатывается скупая мертвецкая слеза... Похороны проходили с воинскими почестями, военные парады длились до вечера – в них, сменяя друг друга непрерывным конвейером, прошли 77 тысяч солдат. Дмитрий Назаров всю свою карьеру поддерживал образ фронтового офицера, прошедшего путь от мальчишки-солдата до матерого орла, восседающего на самом верху. И ведь официальные биографы оказались на удивление правдивы – Назаров действительно был боевым офицером, сражался в Восточной Зоне, затем на азербайджанской границе. И сражался храбро. Правда, несколько своеобразно.Вот один эпизод его яркой биографии. Весна 2001 года. Восточная Зона. Назаров был молодым сержантом. Двадцати лет не было. Как-то раз с церковной колокольни работал немецкий снайпер с гаусс-винтовкой. Поступил приказ – подавить огневую точку. Командир, опытный офицер в чине капитана (жаль, история не сохранила его имя) построил взвод и обрисовал задачу. Сразу же вызвался доброволец – этот молодой сержант Назаров. - Батя! (так называли командира, поскольку он бережно относился к подчинённым, что в евразийской армии – огромная редкость). На Георгия напишешь? [представление на награду Георгиевский Крест] Я сделаю. Капитан молча смотрел на сержанта - Батя! На Георгия напишешь? - Ты сначала сделай, потом условия ставь! – офицера явно раздражало такое настойчивое поведение. - Батя, я сделаю – заверил Назаров. - На Георгия напишешь? - Напишу, напишу. Иди уже… Через полтора часа сержант вернулся и небрежно бросил к ногам командира разряженную немецкую гауссовку. Капитан окинул его недоверчивым взглядом. В последние полчаса снайпер никак не проявлял себя, но и подразделение не показывалось в секторе обстрела, а подобную винтовку найти несложно. Улыбнувшись, Назаров вынул из рюкзака отрезанную голову и, держа за волосы, протянул капитану. - Посмотри, батя, я тебе трофей принес! Офицер видел всякое, но такого в его боевом опыте еще не было. С недоумением и отвращением он смотрел то в мертвенно застывшие зрачки врага, то в щенячьи радостные глаза своего бойца. -Ты чего это мне принёс?! Бля, убери это сейчас же! - Батя, это трофей! -Уноси сейчас же это! Чтобы я этого не видел! - Батя, я знал, что ты не поверишь! Я трофей принес! - Убери, убери сейчас же! – офицер сорвался на крик. Попытался отстраниться – и испачкался в свежую кровь. - Батя, ты глянь! Кровь ещё не застыла. Свеженький! - Совсем крышу унесло. Уноси это сейчас же! - Нууу, батя, трофей-то. А Георгия дадут? - Убирайся, убирайся! - Батя, ну я ж порадовать тебя хотел, - Назаров, пачкаясь клюквенной кровью, убрал добычу обратно в рюкзак. И повторил, почти жалобно, - На Георгия напиши, а, батя! - О боже, - выдохнула Вита. – То рестораны каннибалов, то отпиливание головы… Что за люди. Мутанты…. - Ну, так дали этому головорезу Георгия-то? – спросил Эрк. - Да, - ответил Шайнинг. – Он же выполнил боевую задачу. - Кстати, я раньше, давно еще, что-то такое читал, - припомнил Альтер. - В официальной истории это считается героизмом, сама ситуация довольно часто обыгрывается в различных патриотичных произведениях, - заметил хипстер. – Хотя, конечно, интерес к ордену преуменьшается. Кровавые подробности – на усмотрение автора. - А что, вполне вписывается в общую атмосферу, - ухмыльнулся Эрк. – Тотальная брутализация мужской гендерной роли, показное безразличие к смерти. - К слову, о смерти. Вот еще загробные интересности. - Шайнинг запустил видеоролик. – Это наши хакеры утащили из кремлёвского архива. Независимые исследователи называют эту эпоху Период Некрократии. Сейчас станет понятно. Секретное видео, только для внутреннего использования, хотя отдельные кадры потом вошли в фильмы о достижениях медицины, - подпольщик проговорил с таинственной интонацией. – Ревитализация, самая первая из партийных. Я бы его так назвал – «Некрократия. Рассвет Мёртвых Правителей». Генеральный секретарь [титул правителя ЕАСР той эпохи] Лев Харитонович Грибницкий дожил своими силами до почётной даты в 100 лет, однако, окружение не хотело расставаться с полюбившимся правителем, правившим с 2004 года. Жизнь Грибницкого уже несколько раз почти обрывалась по причине сердечных приступов, недостаточностей и инфарктов, он перенёс три клинические смерти – но каждый раз его спасали в кремлёвской реанимации. Но вот в столетнем возрасте старческий организм капитулировал безоговорочно, так что медицина оказалась бессильна. Тем не менее на вечный покой его так и не отпустили. Привычная реанимация уступила место ревитализации, объединяющей самые передовые на тот момент медицинские достижения и тайные оккультно-эзотерические практики. ВИДЕОЗАПИСЬ РЕВИТАЛИЗАЦИИ ГРИБНИЦКОГО 25 декабря 2058 года, 10:58 по московскому времени, кремлёвские подземелья Длинный коридор, стены выкрашены в два цвета – вверху белый, внизу тёмно-зелёный. Освещение – лампы дневного света в виде длинных трубок на потолке. Также по потолку тянутся трубы, провода и кабели. Трое людей в белом торопливо катят по коридору каталку с чьим-то массивным телом, прикрытом простыней. Каталка, подрагивая на стыках плит напольного покрытия, проносится мимо оператора. Простыня приподнимается порывом воздуха – виден край дорогого гражданского костюма и чуть припухшие старческие кисти рук. Лицо в кадр не попало. - Быстро, быстро, пока не остыл! – отрывистый, какой-то лающий голос. – Что вы, сонные куры! Камера резко уходит в сторону – кто-то толкнул оператора (снимают с рук, без штатива), устремился к каталке. Сверкнули золотые погоны на чёрном мундире. Чекист. - Сергей Михайлович, вы бы лучше…. - Я сам знаю, что лучше! – огрызнулся чекист всё тем же лающим голосом. Добавил мягче – Вколите ему что-нибудь. Двое врачей уже вливали в вены титулованного пациента некие сыворотки из прозрачных пластиковых пакетов. А чекист, выхватив из кармана то ли планшет, то ли электронную читалку, принялся декламировать фразы на монгольском языке. Древнее заклинание, очень специфическое и редко используемое – оно призвано удержать те энергомистические узы, которые привязывают душу к телу. На время, конечно, пока функции трупа не восстановятся до того уровня, при котором субъект сможет жить в этой оболочке самостоятельно. Вернее, относительно самостоятельно. - Андрей Арсеньевич, - чекист повернулся к камере, обращаясь к оператору. – Снимай, снимай всё. Потом порежем, главное, не пропусти ничего. Процессия вламывается в просторное помещение. Яркий свет отражается от бледно-голубой кафельной плитки, хромированной сталью сияют хирургические инструменты и прочее оборудование. Тело с каталки торопливо раздевают и кладут на операционный стол. Лицо на весь экран. Крупные черты – скорее всего, в молодости Грибницкий мог похвастаться грубоватой красотой и был привлекателен. Но затянувшаяся старость с многочисленными спутниками-болезнями превратила первое лицо страны в гротескную маску из оплавленного воска. На лице-маске выделялись тёмные, необыкновенно пышные брови – более заметные, чем глаза, сейчас прикрытые бледными, полупрозрачными веками. По-крестьянски широкий овал лица, однако, в нем чувствовалось нечто волевое и величественное. Хотя, возможно, это лишь спокойное величие смерти. Провода, датчики, кислородная маска. - Не дышит. - Какое там! Пульса нет. - Действительно. Обширный инфаркт. Зрачки, так… Плохо. Товарищи, это очень плохо. Чекист снова начал читать заклинание. Камера задергалась, затем угол съемки немного изменился – похоже, оператор закрепил ее на голове, чтобы освободить руки. - Да положи ж ты ее! – гавкнул чекист. - А вдруг уроним. - Ладно. Где Толик? - Я здесь, Сергей Михайлович, - тихий, спокойный голос с экзотическим акцентом. Толик оказался алтайским шаманом. Выглядел он соответственно – невысокий, с темно-золотистой кожей и непроницаемыми узкими глазами. Он был одет в причудливое, сложноразличимое нагромождение меховых лоскутов и кожаных ремней с вышивкой бисером, всюду свисали амулеты, миниатюрные баночки с какими-то веществами. Его длинные черные волосы были заплетены в косу вместе с металлической цепью. На шее красовалось несколько ожерелий из костей. В руках он держал чётки, сделанные из целого скелета змеи, и пластиковую бутылку с водой. Хотя, возможно, это была вовсе не вода. А если и вода – то лучше оставить кладбищенские версии о её происхождении. Шаман Толик брызнул из бутылки на лицо Грибницкого. Затем начал медленно обходить операционный стол, над которым по-прежнему суетились врачи, по часовой стрелке. Чекист Сергей шёл за ним, продолжая читать заклинание – теперь уже другое, призванное уберечь замороженное во времени тело от заселения посторонним духом. При этом Толик периодически встряхивал костяными чётками и делал стремительные жесты, причудливо переплетая гибкие пальцы. Врачи, тем временем, продолжали физиологическую часть воскрешения. Камера какое-то время разрывалась между шаманами и врачами, в итоге Андрей Арсеньевич принял решение снимать медицинские процессы, как более зрелищные. Процедура возврата к жизни оказалось очень сложной. В каждую руку Грибницкого воткнули по четыре капельницы с разноцветными жидкостями (чёрная, светло-фиолетовая, красная и прозрачная), так что вены вздулись и проступили от подмышек до пальцев. Когда ткани пропитались этими спецвеществами в надлежащей степени, хирург вскрыл грудную клетку. Пережав сосуды зажимами, удалил бесполезное старческое сердце. На его место встал некий чёрный предмет обтекаемой каплевидной формы чуть меньшего размера. Хирург зачистил сосуды от бляшек холестерина специальным зондом и вставил в этот черный предмет. С тихим хлюпом сосуды словно бы вросли в него, и чёрный камень забился, запульсировал, как настоящее сердце. Лёгкие также подверглись очистке и «перепрошивке», точнее, вшиванию конструкции, которую оператор шёпотом назвал «энергетический и биохимический контур», при этом они приобрели яркий светло-фиолетовый цвет. Затем была вскрыта черепная коробка, и подобный контур в виде тонкой сетки надели на мозговые полушария, попутно удалив несколько мелких фрагментов безнадежно отмершей ткани. Мозг также окрасился в светло-фиолетовый цвет, с чёрными прожилками и вкраплениями. Один из ассистентов заметил, что этих чёрных вкраплений «слишком много, будет заметно». После хирург занялся заменой части внутренностей биомеханическими конструкциями. Они выглядели громоздкими и тяжелыми, да и сам процесс был малоприятным даже для Электро Полицаев. Замена кишечника и мочеполовой системы выглядела и вовсе тошнотворной. Видимо, поэтому на этом моменте видео переключилось, показывая другую сторону процедуры – менее наглядную, но не менее завораживающую. Помещение, почти такое же, как операционное – всё тот же бледно-голубой кафель, только свет заметно тусклее, потолочные трубки горят вполнакала, зато повсюду расставлены свечи – тонкие, как церковные, но не желтые, а красные. Камера немного изменила ракурс, и стало понятно, что комната гораздо больше, чем можно было подумать изначально. Это целый зал или ангар. В стене, на фоне которой разворачивалось действие, было два прохода, более всего похожих на тоннели метро. В левом даже виднелись рельсы, таинственно мерцающие от пламени свечей. Между проходами располагалось нечто вроде пилястра [выступ в стене в форме колонны], в виде столба, закрученного по спирали, золотого цвета. В линиях, по которым закручивался пилястр, виднелись надписи. Оператор, словно угадав желание зрителей, приблизил изображение, так что можно было прочитать. Все должны работать как часы до момента сложения полномочий. Мы занимаемся политикой не для того, чтобы согреться. Мы свою дорогу выбрали, и мы по ней пойдем. (Д. А. Медведев) - Интересно, кто такой Медведев? – проговорил Эдгар. – Ни разу ничего о нем не попадалось, а ведь увековечили. - Я тоже не знаю, - Шайнинг пожал плечами. – Может даже какой-то мелкий сотрудник, лаборант, просто его слова оказались поразительно точными и уместными. - Да и надоело, наверное, совать Ленина во все мыслимые и немыслимые отверстия, - заметил Эрк в своей обычной манере. - Им – не надоело, - фыркнул Эдгар. Камера выхватила длинный кроваво-алый баннер в самом верху стены Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. (В. И. Ленин). Из правого прохода вышли несколько человек. Сначала показались двое высоких, крепких мужчин в серой, с чёрными рубашками и белыми галстуками униформе СКИУ, вооружённые электродубинками и хлыстами. За ними цепочкой вышли заключенные в серо-полосатых робах. Заключённые ежились и насторожённо озирались. Пламя танцевало зловещий танец в их зрачках. От дыхания поднимался пар. Зэков было двенадцать, за ними шло еще четверо охранников. Бросалась в глаза одна странность – заключенные не были истощёнными и измученными, следов пыток также не наблюдалось. Похоже, о них хорошо заботились, что в условиях ЕАСР настораживало само по себе. - Теперь-то вы догадались, почему в кремлёвском специзоляторе вам было так комфортно? - обратился чекист к заключённым. Низкий, с оттяжкой в хрип голос звучал дьявольски злобно – даже в записи он пробирал спину муравьиным маршем. - Почему вас кормили макаронами по-флотски и свиными отбивными вместо баланды? Никто не ответил. Заключённые молча переминались с ноги на ногу. Похоже, они догадались: их привели к финалу земного воплощения. Внимание привлекло то, что двое арестантов опустили глаза в пол, ещё трое со смелым вызовом смотрели на чекиста – но взгляды остальных семерых остекленели полынной смолой ужаса, впившись во что-то за спиной чекиста. - Предатели, - с невыразимым отвращением проговорил чекист. – Это ваш последний долг Родине. И вы отдадите его сполна. Камера развернулась на 180 градусов, крупным планом, открыв то, что приковало ледяными цепями внимание заключённых. Шайнинг даже нажал на паузу, чтобы все смогли рассмотреть это в деталях. Посередине ангара находился невысокий, широкий... стол? постамент? надгробие? впрочем, верное объяснение нашлось почти моментально - алтарь из траурно чёрного гранита в форме четырёхступенчатой пирамиды. Очевидная аналогия тоже явилась не задерживаясь. - Мавзолей, - одними губами прошептала Вита. - Точнее, его уменьшенная копия. Как видишь, я прав, Ленина они действительно во все дыры, - криво усмехнувшись, ответил Эрк. На полированных плитах алтаря были вырезаны письмена и магические символы; а на поверхности четвёртой ступени, представляющей собой широкий гранитный стол четыре на четыре метра – изображение часового круга, в котором узнавались часы Спасской башни, и рядом угрюмый седобородый старец в длинном чёрном балахоне; в одной руке он держал лезвием к земле косу, другую руку властно протянул к оси часов. Довершал изображение алхимический символ Сатурна над часами. Изображение, как и остальные письмена, тускло блестели характерным тёмным отблеском свинца. - Это то, о чем я думаю, - полувопросительно проговорил Эрк. - Именно, - кивнул Эдгар. - Часы, Кронос, он же Сатурн, его металл - свинец... - ...а камень - гранит. Культ времени вообще характерен для СССР и ЕАСР, - закончил за него Шайнинг. - Старчество, пышные погребальные церемонии, кладбища и гробницы, неумолимая коса времени... Но смотрите дальше, сейчас будет жесть во все поля, - он возобновил воспроизведение видео. Дальнейшие события, несмотря на свою повторяющуюся цикличность, не вызвали ни у кого желания перемотать долгую запись. Двенадцать человек в ритуальных чёрно-красных одеяниях - лица скрыты глубокими капюшонами («красные маги» - пояснил Шайнинг) – выстроились вокруг алтаря-мавзолея. Хором взревело горловое ритуальное пение, характерное для среднеазиатских и северных шаманов. Протяжное, низкочастотное пение со злобными интонациями – определённо, подобным голосом добрые чудеса не наколдуешь! – с повторяющимися слогами, аллитерацией на Р и Ы, со свирепым нажимом на ключевые слова. Оно вступало в ноги, от него вибрировал пол, оно цепенило плоть и душу осязаемым мистическим страхом. Физически и метафизически ощущалось, как в воздухе ангара нагнетаются чёрные тучи энергий и один за другим собираются бестелесные сущности. Причём они выглядывают и сюда, через экран и время. После пения нескольких длинных заклинаний один из жрецов контрастирующе чистым голосом нараспев выкрикивает длинную формулу на латыни. Тем временем охранники подтаскивают заключённого к алтарю, срывают робу, бросают обнажённое дёргающееся тело на гранитную столешницу... Маг, выхватив из-за пазухи свинцово тусклый ритуальный нож, стремительной гиеной вскакивает по ступеням алтаря. Финал формулы на записи заглушается белым шумом – очевидно, столь богомерзким словам ни в коем случае нельзя звучать в мире без особо магической надобности. Удар ножом. Тусклый металл вонзается в грудь. Крик боли и агонии. Клинок вспарывает грудь и живот. Вырываются внутренности. Тёмная кровь щедро льётся на гранит и на часы с Сатурном. - Ты смотри, почти как жертвоприношения в Теночтитлане, - лаконично отметил неизменно немногословный Раксо. Вырванное сердце пульсирует в руке красного мага. - Гальванизация первого контура жизнеобеспечения! - хрипло кричит чекист в телефонную трубку, когда труп тяжело валится к подножию пирамиды. ...Дальше всё повторялось почти в точности. Ревущие мантры. Заклинания. Следующий против часовой стрелки маг приносит в жертву очередного диссидента, откормленного спецпайками на заклание. Почти, да не совсем. Слова заклинаний местами отличались; и после каждого убийства чекист отдавал новую команду о запусках, дефибрилляциях, гальванизациях. «Операция и ритуал скоординированы», - вновь заметил Шайнинг. Теперь стало ясно, для чего Андрею требовалось освободить руки – гарнитуры не было, и нужно было держать громоздкую трубку телефонного аппарата. В глаза бросалось, что во время каждого удара ножом и гибели жертвы, свет в ангаре потухал на секунду или чуть дольше, а затем загорался снова. Вряд ли это перепады электричества. По рельсам из левого тоннеля периодически подкатывает вагонетка, и люди бегом несут медицинские контейнеры, из которых достают внутренние органы и куски плоти (в них несложно узнать вырезанные органы Грибницкого), которые вместе с сердцами жертв выкладывают против часовой стрелки вокруг изображения Сатурна с часами От механически точной скоординированности медицинских процедур и богомерзкого оккультного ритуала накатывала тошнота. К тому же операции над телом Грибницкого – замена органов, пропитка тканей – неприятно напоминали египетскую процедуру бальзамирования. Но в это время камера снова переключилась на операционную, где усопшего евразийского фараона мумифицировали не для упокоения в усыпальнице, а для новой противоестественной жизни. Сергей и Толик стояли чуть в стороне, рядом с ними появились трое – двое в гражданской одежде – простые белые рубашки с чёрными галстуками и темные брюки, и один в форме чекиста. Врачи закончили свою часть работы и подключили многострадального Грибницкого к громоздкому аппарату жизнеобеспечения. - Запускайте, - скомандовал Андрей Арсеньевич, согласно приказу по телефону. - Это тот самый ящик, который за ним носили все годы? - Альтер спросил шёпотом, боясь нарушить некротическое очарование. - Он самый. Народ прозвал его «гроб на колёсиках». Ещё говорили, что генсек запряжён в повозку, на которой едет его смерть. Хотя, по факту, там ехала его жизнь. Вот, вот, - возбуждённо прошептал Шайнинг. – Самый момент, труп приходит в себя. Мёртвый генсек открыл глаза, с хрипом втянул воздух, пропитанный запахом антисептика. И заговорил. Без естественного вопроса «где я?», не обращая внимания на врачей и шаманов. - Чёрная вода, - Грибницкий почти шептал, но его дикция была на удивление чёткой, хотя ранее он страдал сильным косноязычием. – Глубокая чёрная вода. Дна нет и никогда не было. Во веки веков. До конца. Почему до конца? Эйнштейн говорил…. Ох, давит, давит, тянет…. – он поднял руку к шее, словно пытался сбросить что-то, что его душило. Вены на руке и шее раздулись еще больше. – Говорил «нет пределов двум вещам: Вселенной и человеческой глупости, причем насчёт Вселенной не уверен». Так точно. Материя вечна и бесконечна. Космос конечен. Душа материальна и бесконечна. Космос конечен. Ох, душно. Плахов, Плахов, где ты? Кто-то поднёс Грибницкому кислородную маску. После несколько жадных глотков живительного газа, ожившему мертвецу явно полегчало. На место воскового оттенка пришел вполне живой серовато-бледный тон и только пятна неестественно яркого румянца на щеках придавали нездоровый вид. - Плахов, - снова позвал Грибницкий . - Я здесь, Лев Харитонович, здесь, - растолкав врачей, к ложу генсека притиснулся пожилой, но худощавый и подтянутый мужчина в черной с золотыми погонами униформе чекиста. Его крепкая ладонь накрыла припухшую бледную руку правителя. - Плахов, верный мой, - генсек слабо улыбнулся, обнажив белоснежные зубные протезы. - С возвращением, дорогой Лев Харитонович, с возвращением, - чекист радовался вполне искренне, ведь его собственная карьера и жизнь были неразрывно связаны с Грибницким. - Интересно, а что насчёт чёрной воды? – размышляла Вита. – О чём это он? - По ходу, о загробных реалиях... – едва выговорил Эрк, заворожённо внимая каждому слову. – И, хотя в существовании потустороннего мира и так сомневаться не приходится, один этот ритуал чего стоит, но вернувшийся с того света поведал такую жуть, что с этого момента в ЕАСР началось религиозное помешательство. - Он что, бога там встретил? - недоверчиво хмыкнула Вита. - Насчёт бога вряд ли, - ответил Эрк и продолжил с нехорошей уверенностью: - Но ад во всей красе - это он прочувствовать успел. Аж серный дым из жопы повалил, как душа вернулась... Теперь ясно. Оттого Евразия и ударилась в покаянный угар, - мрачновато подытожил мексиканец. - Особую жуть придаёт то обстоятельство, что процесс ревитализации пациента до отвращения похож на процедуру мумификации, - заметил Эдгар, завороженно уставившись в экран. – И этот единый ритм действий участников, слаженность в действиях магов и врачей. Убили жертву – дефибрилляция! - прочли заклинание – дефибрилляция, 5 кубов сыворотки АРС-6! – заклинание – дефибрилляция… Да уж. Я иногда подумывал – евразийская система власти весьма схожа с монархией, однако есть важные различия, которые я никак не мог уловить. Так вот же они. При монархии власть переходит от отца к сыну. В евразийской системе – от мертвеца к мертвецу.
Похожие новости: Вестник Смерти Месть ради которой стоит вернуться с того света Час встречи След на асфальте Подержанный компьютер